В зените [Приглашение в зенит] - Георгий Гуревич

— Не я, а ядерная энергия.

— Ядрэ-Нерэ — это твой бог?

Вот поговорите с ними. И это ещё был самый толковый. Так у них были настроены мозги, чтобы непонятное объяснять вмешательством бога. Смертным доступно только продолжение по прямой линии, а все перемены и повороты от богов. Ветер подул — от бога, ребёнок родился — от бога, умер старик — от бога. Лава появилась в пустыне — явно от бога.

Но в мою задачу не входило читать курс естествознания. Я сам сдавал экзамен. И так задержался на столько дней. Давно пора было менять фильтры в скафандре. Воздух стал затхлым и кислым, я дышал с трудом. А мне ещё надо было добраться до ракеты, проверить её, стартовать… Так что, улучив минуту, как только утихло ликование, я собрал свою паству и произнёс прощальную речь. Убеждал жить в мире и дружбе, не жадничать, не ссориться…

— Вы же видите, места хватает, — твердил я. — Пустыня. Ничья земля. Берите её, добывайте лаву, орошайте и владейте.

Некоторые плакали, просили:

— Останься с нами, не покидай! Мы пропадём без тебя.

Увы, и я пропал бы в своём скафандре, если бы остался на несколько дней.

— Не могу. Долг призывает, — уверял я.

— Долг — это твой бог? Кто сильнее — Долг или Ядрэ-Нерэ?

Хитрец спросил:

— А если я на той горке добуду лаву, чья она будет? Моя собственная?

— Если один добудешь, твоя собственная. Но едва ли ты сумеешь в одиночку сложить холм нужной высоты. На горке тем более. Думать головой надо. Ведь под горкой кора толще. Гряды складывайте в низине, где грунт тёплый и светится слегка. Там легче продавить.

Они все спрашивали и упрашивали меня, окружив тесным кольцом. Не было возможности удалиться неприметно, хотя бы придумать гипномаску поубедительнее. В конце концов я крикнул: “Прощайте!”, помахал рукой моим огневым друзьям, нажал стартовые кнопки Мелькнули удивлённые лица, руки, воздетые к небу, сверкающее кольцо рождающегося озера, холм, погружающийся в лаву. Потом набежали тучи, все затянуло багровым туманом. Вверх, вверх! Прошивая винты вихрей, я стремился к небу. Постепенно багровое редело, тускнело. И вот проглянуло чёрное небо. И звезды. Просторный космос. И в наушниках раздались, прорывая щёлканье помех, позывные базы зафонового перемещения.

Жалко было покинутых огнеупорцев… и некогда жалеть. Я срочно включился в космические заботы: позывные, пеленг, моя орбита, орбита базы, траектория, сближение, торможение…

И вот, сняв пропотевший скафандр, я сижу в ванне. Вода горячая, вода холодная на выбор, душ водяной, душ смолистый, душ ионизирующий, душ сухой. Сходит пот, грязь и усталость, напряжение всех этих дней. В буфете цветные кнопки автоматической кухни, стерильная белизна, аппетитные запахи. Жую сочный бифштекс, перебираю воспоминания и сам себе не верю.

Полно, существует ли это пекло с изнывающими от голода грешниками, важными господами, кнутами, плахами? И я сам был там два часа назад? Не верится!

Но против буфета круглое окно в космос. И там висит — не сходя с места, вижу — мрачный шар цвета запёкшейся крови. Значит, не сон. А справа от меня цветные двери кабин с надписью: “Межзвёздная ретрансляция”. Туда я войду сейчас, наберу заветные цифры… и окажусь в высококультурном будущем. Сейчас окажусь, только кофе допью.

Как будто пяти минут не прошло. Сидят мои профессора за той же кафедрой. Лирик чай пьёт, позванивая ложечкой, Техник курит и морщится, поглядывая на потолок. На лице у него написано: “Мученик я. Знаю, что студент будет нести ахинею, но слушать обязан”.

— Докладывайте, — говорит Граве.

Начинаю со всеми подробностями. Рассказываю, как вышел из межзвёздной кабины, увидел круг цвета запёкшейся крови…

Граве прерывает меня:

— Детали не требуются. Мы следили за вашими действиями. Следили? Так я и поверил, что все эти дни они смотрели на экран.

Впрочем, не моё дело поправлять экзаменаторов.

— Сформулируйте ваши выводы чётко, — требует Техник.

— Девиз астродипломата: пойми, помоги… потом проси, — выпаливаю я. — Что я понял, во-первых? Планету 2249 населяют сапиенсы с достаточно развитым мозгом. Они способны мыслить даже отвлечённо: о природе вещества, о происхождении мира. Правда, мыслят у них единицы. Подавляющее большинство порабощено, голодает, с трудом поддерживает свою жизнь, умственные силы рабов направлены только на самосохранение и пропитание. Они не имеют возможности, даже не склонны думать о ненужном.

Как я им помог? Показал, что пищу можно добывать повсеместно, облегчил труд, освободил время для размышлений и саморазвития. Думаю, что через несколько поколений наши космонавты найдут в Огнеупории зрелую цивилизацию, с которой возможно будет вести переговоры. Ждать долго не потребуется, поскольку темп жизни там в пятнадцать раз выше вашего.

Но пока вести переговоры не имело смысла. Современные огнеупорцы не мыслят в масштабе планеты, вообще не знают, что живут в космосе. Все выходящее за рамки обыденности они приписывают сверхъестественным существам. Либо они примут вас за богов и подчинятся, подавленные страхом, либо примут за лжебогов и попытаются побить камнями. Дайте им время для саморазвития.

— Это ваш окончательный вывод? — спрашивает Техник.

— Да, окончательный.

— Ну что ж, — говорит Техник. — Возможно, вы правы, а может, и не правы. Наука ничего не принимает на веру. Отправляйтесь туда ещё раз, убедитесь, что ваш вывод правилен, и вступайте в переговоры. Пожалуйста, в ту же зеленую кабину.

— Сейчас отправляться? — Я недоумеваю.

— Если вы очень устали, можно отложить на завтра, — вступает Граве. — Но у нас не принято прерывать экзамен. Вы же сами не хотели поблажек.

— Я сказал, что надо пропустить несколько поколений. Это примерно десять лет наших.

— Мы поняли. Идите.

Они поняли, но я не понимаю чего-то. Впрочем, на экзаменах не спорят. Лучше промолчать, чем обнаружить своё невежество. Возможно, они умеют как-то складывать время гармошкой. Если так принято, значит, принято. Не без удивления чувствую, что сил у меня достаточно. Усталость сняли, что ли? Как? Когда? Ладно, потом разузнаю.

— Есть идти, — говорю по-военному и вхожу в зеленую дверь.

Все повторяется: ввинчивание, вывинчивание, изумление, буфет слева, окно в космос справа, в окне тёмный круг, заслоняющий звёздный бисер. Опять снижаюсь, вижу, как начинают шевелиться языки неяркого пламени, извиваются, мечутся… Я ныряю в костёр, кручусь в огненном смерче, и вот она, Огнеупория.

Страна изменилась — это заметно ещё до приземления. Она была красновато-шоколадной, стала пятнистой — вся усеяна светлыми крапинками. Я понял: моя наука не прошла даром. Огнеупорны продавили кору в тысяче мест, повсюду понаделали искусственных лавовых озёр, именно так, как я рекомендовал.